Исторические анекдоты о российских императорах и их свите |
Великий, грозный, кровавый и даже окаянный — как только ни называли человека, который управлял Россией. Непростым нравом отличались и государевы фавориты, что порой приводило к курьезным ситуациям при дворе. Взгляните на правителей империи по-новому: исторические анекдоты
Петр I (1672 – 1725)
После кончины первого российского императора много спорили о том, следует его называть Петром Великим или только Петром I. Прошедшие годы доказали, что он был и остался Петром незабываемым.
В 1717 году во время второго путешествия в Голландию ПетрI старался не раскрывать своей личности, ночевал в небольших трактирах. Так же поступил он и в Неймегене. Государь заказал легкий ужин — яиц всмятку, голландского сыра и масла. Спутники царя приняли участие в этом скромном ужине и выпили две бутылки красного вина.
Утром гофмаршал государя Дмитрий Шепелев спросил у хозяина, сколько нужно заплатить за ночлег и ужин?
— Сто червонцев,— отвечал хозяин трактира. Гофмаршал ужаснулся от этого требования. Но хозяин настаивал на своем, а чтобы гости не уехали не расплатившись, запер ворота. Шепелев доложил об этом монарху. Петр вышел во двор и спросил по-голландски:
— За что ты требуешь такую большую сумму? — Сто червонцев — большая сумма? — переспросил голландец.— Да я бы заплатил тысячу, если бы был русским царем.
Государю не осталось ничего другого как заплатить вымогателю.
***
В бытность Петра Великого в чужих краях приехал в Москву один монах, грек, и объявил, что привез с собой неоценимое сокровище — лоскут сорочки Пресвятой Богородицы. Он был допущен к первой жене государя царице Евдокии Федоровне и рассказал ей, каких трудов и тягот стоило ему приобретение святыни. Царица поверила монаху. Однако дабы убедить ее совершенно, он вызвался доказать подлинность привезенной святыни.
Царица пригласила патриарха и нескольких знатнейших духовных особ. При них ткань была положена на горящие угли, раскалилась как железо, но снятая с углей осталась невредимой и белой как снег. Все смотрели на невредимую святыню с ужасом и удивлением. А потом, поцеловав ее, положили в богатый ковчег и внесли с пением в церковь. Монах был щедро награжден.
Вернувшемуся государю рассказали об обретении новой святыни. Но Петр на нее даже не взглянул. Как человек, знающий в науках, государь понял, что соткана она из каменного льна, как тогда называли асбест. Царь повелел изловить монаха-мошенника, но было уже поздно. Тот уехал с деньгами и подарками за границу.
Елизавета Петровна (1709 — 1761)
В 1741 году на русский престол взошла Елизавета Петровна, дочь Петра Первого. Она по справедливости считалась первой красавицей и первейшей модницей Европы. И при этом унаследовала от отца немалые странности в поведении.
Посол Франции в России маркиз де ла Шетарди приложил много трудов для того, чтобы случился переворот и Елизавета Петровна пришла к власти. Поэтому он рассчитывал стать фаворитом императрицы и оказывать влияние на русскую политику. Но канцлер граф Бестужев-Рюмин, почувствовавший во французе опасного конкурента, приказал перехватывать его письма в Париж.
Когда удалось найти ключ для расшифровки посланий Шетарди, оказалось, что в них маркиз безжалостно высмеивал непостоянство императрицы и ее привычку к частым переездам с места на место, а главное — ее пристрастие к простонародным забавам и шуткам. Когда Бестужев-Рюмин показал письма императрице, та пришла в ярость. Шетарди было велено немедля покинуть пределы Российской Империи.
***
Императрица Елизавета Петровна отличалась отцовской нетерпеливостью и нервной подвижностью. Как и Петр, она пела в церковном хоре и не могла выдержать долгого стояния во время церковной службы. Поэтому она постоянно переходила с места на место в церкви и даже покидала храм совсем, не в силах потерпеть до конца литургии.
Как и отец, Елизавета была легка на подъем и любила подолгу путешествовать. Особенно нравилась ей быстрая зимняя езда в теплом и удобном экипаже. Путь от Петербурга до Москвы она преодолевала с огромной для того времени скоростью — за 48 часов. Это достигалось за счет частых подстав свежих лошадей, которые следовали через каждые двадцать-тридцать верст на гладкой зимней дороге.
***
В 1757 году императрица Елизавета Петровна, побуждаемая австрийским двором, решилась объявить войну королю прусскому королю Фридриху II, который претендовал на роль главного вершителя судеб Европы. Он отвоевал у Австрии важнейшую ее часть — Силезию. Вена решила взять реванш с помощью России.
Елизавета приказала канцлеру графу Бестужеву-Рюмину составить манифест об объявлении войны Пруссии. Когда документ был готов, канцлер поднес его императрице. Та взяла перо и, подписав первую букву своего имени — Е, остановилась и о чем-то заговорила. В это время муха села на бумагу и, ползая по чернилам, испортила написанную букву. Императрица сочла это худым предзнаменованием и тотчас же уничтожила манифест. Бестужеву-Рюмину потребовалось несколько недель и немало хлопот, чтобы уговорить государыню подписать новое объявление войны.
***
Опасаясь заговоров, Елизавета Петровна имела обыкновение спать в разных местах, так что заранее нельзя было знать, где она заночует. Очевидно, по этой же причине она предпочитала ложиться лишь под утро. В 11 часов вечера она отправлялась обычно в театр, и если кто из придворных не являлся туда, с него брали 50 рублей штрафу.
Засыпая, Елизавета Петровна любила слушать рассказы старух и торговок, которых для нее нарочно привозили с площадей. Они сиживали у постели государыни и рассказывали, что видели и слышали в народе. Императрица, чтобы дать им свободу говорить между собою, иногда притворялась спящею. Все это не укрылось ни от рассказчиц, ни от придворных, которые подкупали старух, чтобы те, как бы пользуясь мнимым сном императрицы, в своих шушуканиях хвалили или хулили кого было надобно находчивой свите.
***
Елизавета Петровна терпеть не могла некоторые кушанья. Так, например, она совершенно не переносила яблок и мало того, что сама их не ела, так и сердилась на тех, от кого ими пахло, поскольку яблочный запах распознавала в течение многих часов. Поэтому приближенные остерегались до яблок дотрагиваться даже накануне того дня, когда им следовало являться ко двору.
Еще одним ненавистным императрице продуктом было постное масло. Поэтому в среду и пятницу у государыни вечерний стол был всегда после полуночи, потому что она строго соблюдала постные дни, а покушать любила хорошо. В результате, чтобы избежать постного масла, от которого ее тошнило, Елизавета Петровна в эти дни дожидалась первого часа следующего, непостного дня, и ужин уже можно было подавать скоромный.
Екатерина II (1729 – 1796)
В ноябре 1796 года с кончиной императрицы Екатерины II завершился золотой век российского дворянства. Иностранцы удивлялись тому, что немка, не имевшая никаких прав на русский престол, царствовала 34 года. А подданные Екатерины любили ее за снисходительное отношение к слабостям.
Екатерина II однажды беседовала с графом Румянцевым, тогда возвратившимся из Европы. Говорили о том, что во Франции после революции самовластие дошло до такой степени, что стало несносным. Императрица отметила:
— Чтобы хорошо править народами, государям надобно иметь некоторые постоянные правила, которые служили бы основою законам, без чего правительство не может иметь ни твердости, ни желаемого успеха. Я составила себе несколько таких правил, руководствуюсь ими, и, благодаря богу, у меня все идет недурно.
Румянцев попросил назвать хотя бы одно из этих правил.
— Да вот, например,— отвечала Екатерина,— надобно делать так, чтобы народ желал того, что мы намерены предписать ему законом
***
Екатерина II не соблюдала строгой соразмерности в наградах: одних она обогащала свыше меры и, напротив, относительно других обнаруживала какую-то странную скупость. Так, по окончании Турецкой войны один из полководцев того времени Каменский получил в награду 5 тыс. рублей золотом. Это было скромно в сравнении с другими генералами, участвовавшими в этой войне. Разочарованный Каменский начал ежедневно устраивать завтраки в Летнем саду, угощая каждого встречного до тех пор, пока не истратил всех пожалованных денег. После того он уехал из Петербурга и вышел в отставку.
А вот граф Суворов, получивший такую же награду, хотя и был недоволен, принял ее с обычными своими прибаутками. Екатерина II, до которой они дошли, поняла намек и послала Суворову в подарок еще 30 тыс. рублей.
***
Раз Екатерина II играла вечером в карты с бароном Строгановым, вторым после императрицы по богатству. Игра шла на золото, ставили по пять рублей — по полуимпериалу. Строганов проигрывал, сердился, наконец, бросил карты, вскочил со стула и позволил себе неслыханную дерзость — начал кричать на государыню:
— С вами играть нельзя! Вам легко проигрывать, a мне каково!
Присутствовавший при этом петербургский генерал-губернатор Архаров испугался и всплеснул руками.
— Не пугайтесь, Николай Петрович,— невозмутимо сказала императрица.— 50 лет играем, и, как проигрывает, все та же история.
Вскоре Строганов остыл, и игра продолжалась, словно ничего не бывало.
Как-то Екатерина II поручила князю Безбородко написать очень важный указ. Срок был короток, обстоятельства не терпели отлагательств, но Безбородко забыл о приказании императрицы. На следующий день государыня спросила его: — Готов ли указ? Безбородко спохватился и, нисколько не смутившись, вынул из портфеля чистый лист бумаги и стал делать вид, что зачитывает написанное. Императрица одобрила услышанное и потребовала мнимый указ для подписания. Безбородко замялся. Государыня повторила свое требование. Безбородко ничего не оставалось, как подать лист белой бумаги. — Следовало бы сурово наказать тебя за обман,— сказала Екатерина II.— Но как же можно сердиться на такого талантливого человека
***
Рылеев, санкт-петербургский обер-полицмейстер, как-то доложил Екатерине II, что перехватил бумагу, в которой один молодой человек поносит имя ее величества. Государыня потребовала показать.
— Не могу, государыня: в ней такие выражения, которые и меня приводят в краску.
— Подайте,— отвечала Екатерина,— чего не может читать женщина, должна читать императрица.
По мере чтения на ее щеках выступил румянец, и она воскликнула:
— Меня ли ничтожный дерзает так оскорблять? Разве он не знает, что его ждет, если я предам его власти законов?
Так она продолжала ходить и говорить подобным образом. Но, наконец, утихла. Рылеев осмелился спросить:
— Какое будет решение вашего величества?
— Вот мое решение! — сказала Екатерина, бросая бумагу в огонь.
К злобным слухам, распространявшимся о ней за границей, Екатерина II относилась со вниманием. Однако всегда делала вид, что они ей совершенно безразличны.
Однажды придворному книгопродавцу Вейтбрехту было прислано из Парижа несколько сот экземпляров презлобнейших пасквилей на Екатерину II. Не зная, как поступить в этом случае, он представил экземпляр обер-полицмейстеру и просил его доложить обо всем государыне.
На другой день обер-полицмейстер приехал к Вейтбрехту и спросил его, какая цена назначена присланным книжкам и по какой он мог бы продавать их. Вейтбрехт определил цену каждой книжке в тридцать копеек ассигнациями.
— В таком случае,— сказал ему обер-полицмейстер,— императрица приказывает вам продавать их по пять копеек, a недостающие деньги будут вам отпущены из придворной конторы.
Григорий Потемкин (1739 – 1791)
5 октября 1791 года на пути из Ясс в Санкт-Петербург в чистом поле умер светлейший князь Потемкин. Этот фаворит Екатерины II по-царски правил огромными территориями, тратил на свои прихоти огромнейшие деньги, но частенько жаловался, что несчастен, потому, что ему нечего больше хотеть.
В известной степени Потемкин был обязан своим возвышением уменью подражать чужим голосам. Этим своим искусством он иногда забавлял фаворита Екатерины II князя Григория Орлова. Государыня также пожелала видеть забавника. При встрече он отвечал ей ее же голосом и выговором, чем насмешил до слез.
Оказавшись при дворе, Потемкин ловил взгляды Екатерины II, вздыхал, дожидался в коридоре и, когда она проходила, падал на колени и, целуя ей руку, говорил приятные слова. Братья Орловы, прознав про это, жестоко избили Потемкина. От смерти его спас отъезд с поручением в Швецию.
По возвращении ему случилось подниматься по лестнице к опочивальне императрицы, откуда понуро шел князь Орлов. Чтобы избежать неловкого молчания Потемкин спросил: «Что нового при дворе?» Бывший фаворит холодно ответил: «Ничего. Только вы поднимаетесь, а я иду вниз».
***
Светлейший князь Потемкин не питал дружеских чувств к графу Суворову. Желая досадить ему, Потемкин постоянно напрашивался к Александру Васильевичу на обед со всей многочисленною свитой, что приходилось недешево. Суворов долго отнекивался, но наконец вынужден был пригласить Потемкина. Изготовить великолепный стол Суворов позвал искуснейшего метрдотеля князя Матоне и поручил сделать это, не жалея денег. А своему повару Мишке велел приготовить два самых простых постных блюда. Угощения Матоне удивили самого Потемкина. Но Суворов, кроме своих двух блюд, ни к чему не прикоснулся.
На другой день, когда метрдотель принес ему счет, простиравшийся за тысячу рублей, Суворов, написал на нем: «я ничего не ел» и отправил князю Потемкину. Тот немедля заплатил, хотя и со словами: «Дорого стоит мне Суворов!»
***
Иногда на князя Потемкина находила совершенно неожиданная тоска. Однажды он был весел, любезен, шутил, а потом стал задумчив, грустен и сказал: «Может ли человек быть счастливее меня? Все, чего желал я, все прихоти мои исполнялись как будто каким очарованием». Далее Потемкин перечислил все, что имел: чины и ордена, возможность спускать на увеселения и покупки несчетные суммы — словом, подытожил князь, «все страсти мои в полной мере выполнялись». Проговорив это, он разбил об пол фарфоровую тарелку и заперся в спальне.
В другой раз Потемкин спросил себе кофе. Все присутствовавшие по очереди поспешили распорядиться об этом. Со всей возможной поспешностью кофе был принесен, но Потемкин отвернулся от него со словами: — Не надобно! Я только хотел чего-нибудь ожидать, но и тут лишили меня этого удовольствия.
***
Потемкину доложили однажды, что некий граф Морелли из Флоренции превосходно играет на скрипке. Потемкину захотелось его послушать; он приказал привезти итальянца. Один из адъютантов светлейшего князя немедля отправился в Италию, где предложил Морелли тот же час садиться в тележку и скакать в Россию. Однако виртуоз послал к черту и Потемкина, и курьера с его тележкою.
Но как явиться к князю, не исполнив его приказания!? Смышленый адъютант отыскал какого-то скрипача, бедняка не без таланта, и уговорил его назваться графом Морелли и ехать в Россию. Потемкин остался доволен его игрою, итальянец был принят на службу в русскую армию под именем графа Морелли и в итоге дослужился до полковника.
Как-то княгиня Дашкова затеяла интригу против Потемкина. Ее сподвижники вроде бы порознь, но согласованно начали сообщать Екатерине II о различных промашках, которые допускал ее фаворит. Например, что из-за безразличия Потемкина к делам Херсонской губернии случилась чума. Или что привезенные в Новороссию для заселения пустующих земель иностранцы не получили жилья и от того перемерли. Что приближенные князя в нарушение всех порядков захватили себе много земли.
Императрица приказала готовить отъезд князя за границу. Его приемная мигом опустела, и все, кто еще недавно восхвалял его в глаза и за глаза, начали передавать рассказы о гадостях, сделанных Потемкиным. Однако затем государыня переменила мнение и отменила его отъезд. Всего через два часа улица у дома Потемкина была забита каретами. И как обычно, более всего пресмыкались перед ним те, кто только что его хулил.
Павел I (1754–1801)
Взошедшего на престол в 1796 году Павла I принято считать одним из худших правителей России. Не только за избыточный педантизм, но и потому, что реформы, которые он обдумывал много лет, проводились сумбурно и непоследовательно.
Павел I предписал всем путешествующим в экипажах при встрече с кортежами императорской фамилии останавливаться и выходить. У нарушителей указа конфисковывали карету и лошадей, а лакеев, кучеров и форейторов отдавали в солдаты. Неудивительно, что многие боялись ослушаться и сходили с карет прямо в грязь на обочине. Кроме того, император определил каждому сословию и чину число блюд за обедом. Майору, например, можно было иметь три блюда...
***
Как-то в царствование Павла I гусарский эскадрон остановился на дневку в незнакомом поместье. Ротмистр, командовавший эскадроном, после обеда сел играть в карты с помещиком. И тут выяснилось, что сена для лошадей в поместье нет, а торговец, у которого оно есть, запрашивает заоблачную цену. Командир эскадрона приказал сено изъять, а про торговца в сердцах сказал, что его надо повесить. Вскоре было доложено об исполнении: сено взято, торговец повешен. Ротмистру ничего не оставалось, как доложить все командованию. А вскоре вышел указ императора, гласивший, что за глупые и незаконные приказания ротмистр разжалован в рядовые. Однако следующим пунктом чин ротмистра возвращался; более того, офицер повышался до майора, как начертал Павел, «за введение такой отличной субординации во вверенной ему команде, что и глупые его приказания исполняются немедленно».
Введенная Павлом I военная форма вызвала недовольство во всей армии. Офицер Копьев, служивший при дворе, поспорил с товарищами, что дернет государя за косичку, которую теперь было предписано носить всем военным. Исполняя в очередной раз обязанности дежурного при императоре, Копьев схватил косу Павла и дернул ее так сильно, что государь вздрогнул. В ответ на вопрос, кто это сделал, Копьев не смутился и спокойно отвечал: «Коса вашего величества криво лежала, противно уставу. Я позволил себе выпрямить ее». Император, строго каравший за малейшее отклонение от правил ношения формы, выслушал и сказал: «Ты хорошо сделал, но все же мог бы быть осторожнее». Тем все и кончилось.
***
Однажды Павел I, стоя у окна Зимнего дворца, заметил прохожего и задумчиво сказал: «Вот идет мимо царского дома и шапки не ломает». Придворные узнали об этом его замечании, и вскоре последовало приказание: всем едущим и идущим мимо резиденции государя снимать шапки. Ни мороз, ни дождь не освобождали от этого. Кучера, правя лошадьми, обыкновенно брали шляпу или шапку в зубы.
В итоге император заметил, что все идущие мимо Михайловского замка, где он жил, снимают шляпы, и спросил о причине такой учтивости.
— По высочайшему вашего величества повелению,— отвечали ему.
— Никогда я этого не приказывал! — вскричал он с гневом и приказал отменить новый обычай. Но это оказалось не так просто исполнить. Пришлось выставить полицейских офицеров на углах улиц, ведущих к замку, которые просили прохожих не снимать шляп. А простой народ элементарно били за выражение излишнего верноподданнического почтения.
***
Павел I, узнав, что курфюрст Баварский завладел землями, принадлежащими Мальтийскому ордену, пришел в негодование и потребовал, чтобы баварский посланник немедленно явился к нему.
— Господин посланник! Ваш государь ужасный нахал! Он вздумал захватить земли и имущество, принадлежащие ордену, в котором я — великий магистр,— заявил Павел немцу. И потребовал, чтобы тот передал курфюрсту: если через месяц ситуация не изменится, то генерал Корсаков, находящийся вблизи Баварии с 50-тысячным корпусом, получит приказание предать эту страну огню и мечу.
Посланник немедленно уехал, а ровно через месяц привез письмо, в котором курфюрст просил русского императора принять земли и имущество ордена под свое высокое покровительство. Павел I самодовольно сказал окружающим: «Когда я сам веду дипломатические переговоры по щекотливым вопросам, то добиваюсь успеха!»
Александр I (1777 – 1825)
Современники отмечали противоречивость Александра Павловича. Он быстро увлекался различными идеями и также быстро охладевал к ним. Неоднозначный подход государя порой приводил к курьезным ситуациям.
Князь Зубов, который участвовал в убийстве императора Павла Петровича, посчитал, что Александр I обязан ему своим восшествием на престол, и как-то попросил государя исполнить его просьбу, не объясняя, в чем она состоит. Тот дал слово. Вскоре Зубов представил ему к подписи простительный указ в отношении генерал-майора Арбенева, который во время Голландской экспедиции 1799 года покинул боевое соединение во время сражения. Император поморщился, однако подписал: «Принять вновь на службу». И тут же попросил Зубова безусловно выполнить одну свою просьбу. Зубов пообещал исполнить все, что прикажет государь. Тогда Александр сказал ему: «Пожалуйста, разорвите подписанный мною указ». Зубов растерялся, покраснел, но делать было нечего. Тут же и разорвал бумагу.
***
В 1812 году, перед объявлением войны России, Наполеон направил французскому послу в Петербурге де Коленкуру депешу, в которой писал, что «французское правительство никогда не было так склонно к миру, как в настоящее время, и что французская армия не будет усилена». Получив депешу, Коленкур тотчас лично передал ее содержание императору Александру Павловичу.
Имея неоспоримые доказательства, что Наполеон деятельно готовился к войне, Александр Павлович так отвечал на уверения француза: «Это противно всем полученным мною сведениям, господин посланник, но ежели вы скажете мне, что этому верите, то и я изменю мое убеждение». Прямота императора обезоружила дипломата. Де Коленкур встал, взял шляпу, почтительно поклонился и ушел, не сказав ни слова.
***
В 1813 году в сражении при Кульме был взят в плен генерал Вандам, известный своей жестокостью. Как говорили, сам Наполеон высказался в его адрес следующим образом: «Если б у меня было два Вандама, то одного из них я непременно повесил бы».
Когда Вандама привели к Александру Павловичу и государь начал укорять его в жестокости, тот дерзко ответил: «Зато я не убивал своего отца», намекая на смерть императора Павла.
Российский государь отвечал ему кротко: «Не сомневайтесь в моем покровительстве. Вы будете отвезены в такое место, где ни в чем не почувствуете недостатка, кроме того, что у вас будет отнята возможность делать зло». В результате Вандам провел в плену отнюдь не лучшие дни своей жизни.
Александр I тяжело переживал поражение под Аустерлицем, которое в 1805 году потерпела от французов русская армия. Он сам тогда бежал от неприятеля и какое-то время скрывался в крестьянском доме. Многие обвиняли в этой неудаче лично государя, отстранившего Кутузова от управления армией и взявшего командование на себя.
О переживаниях Александра Павловича прознали и французы. И когда в 1814 году российская армия заняла французскую столицу, парижане в знак признательности к пощадившему город императору Александру хотели снять табличку с Аустерлицкого моста, воздвигнутого Наполеоном в честь победы 1805 года.
Однако Александр Павлович запретил делать это и только велел на табличке дописать: «Российский император с армией своею прошел по сему мосту в 1814 году».
Николай I (1796 – 1855)
За Николаем Первым прочно закрепилась слава деспота и солдафона, превратившего всю Россию в большую казарму. Однако воспоминания современников свидетельствуют — временами чувство юмора у Николая Павловича было совсем не казарменное.
Николай Павлович свел к шутке решение по делу о важнейшем антигосударственном преступлении, коим считалось оскорбление государя императора. Обстоятельства его были таковы. Как-то в кабаке, подгуляв почти до положения риз, один из меньшей братии, Иван Петров, сквернословил так сильно, что и привычный ко всему целовальник не выдержал. Желая унять разошедшегося буяна, он указал на царский бюст
: — Перестань сквернословить, хоть бы ради лика государева. Но ошалелый Петров ответил:
— А что мне твой лик, я плюю на него! — после чего повалился и захрапел. А очнулся уже в кутузке Рождественской части. Обер-полицеймейстер Кокошкин при утреннем рапорте государю подал об этом записку, объяснив тут же и определяемое законом наказание за такую вину. Николай Павлович наложил такую резолюцию: «Объявить Ивану Петрову, что и я на него плюю — и отпустить». Когда злоумышленнику объявили вердикт и отпустили из-под ареста, он затосковал, почти помешался, запил, да так и сгинул.
***
Император Николай Павлович называл своей главной опорой дворянство и строго, но по-отечески ласково относился к благородным недорослям.
Прогуливаясь однажды по Невскому проспекту, он как-то встретил студента, одетого не по форме: шинель накинута на плечи, шляпа ухарски сдвинута на затылок; неряшливости были заметны и в нем самом. Государь остановил его и сурово спросил:
— На кого ты похож? Студент смутился, всхлипнул и робко произнес:
— На маменьку...
И был отпущен рассмеявшимся государем.
В другой раз Николай Павлович приехал в Дворянский полк, где готовили к офицерской службе юных дворян. На фланге стоял кадет на голову выше отличавшегося высоким ростом государя. Николай Павлович обратил на него внимание.
— Как твоя фамилия? — Романов, ваше величество,— ответил тот.
— Ты родственник мне? — пошутил государь.
— Точно так, ваше величество, — вдруг ответил кадет.
— И в какой степени? — спросил государь, рассерженный дерзким ответом.
— Ваше величество — отец России, а я сын ее, — не моргнув глазом ответил кадет.
И государь изволил милостиво расцеловать находчивого юнца.
В 1840-х годах в Петербурге появились первые городские общественные дилижансы. Появление этих омнибусов стало событием, они понравилось публике и каждый считал своим долгом прокатиться в них, чтобы иметь возможность поговорить со знакомыми о впечатлениях, испытанных при путешествии.
Успех этого предприятия, дешевизна и удобства передвижения стали известными императору. И он пожелал лично убедиться в этом. Гуляя однажды по Невскому и встретив дилижанс, он сделал знак остановиться и влез в него. Хотя было тесно, но место нашлось, и государь доехал до Адмиралтейской площади. Здесь он хотел выйти, но кондуктор его остановил:
— Позвольте получить гривенник за проезд? Николаи Павлович оказался в затруднительном положении: денег с собою он никогда не носил, а из спутников его никто не решился или догадался предложить ему денег. Кондуктору ничего не оставалось, как принять честное слово императора.
А на другой день в контору дилижансов камер-лакей доставил десять копеек с приложением двадцати пяти рублей на чай кондуктору.
Один из сыновей графини С. И. Сологуб в начале 1830-х годов возвратился из Парижа в Петербург с новомодной в то время во Франции прической "a la мужик" и явился на бал к княжне Белосельской.
Император, увидев его, спросил:
— Где вы торгуете, в Гостином или в Апраксином дворе?
Этих слов было достаточно: граф Сологуб немедленно исчез с бала и переменил прическу.
В 1848 году во время венгерского восстания Николай Павлович должен был решить – спасать ли монархию Габсбургов, не раз пакостивших России, или допустить, чтобы австрийскую армию разбили восставшие венгры. Поскольку повстанцами командовали польские генералы, не раз воевавшие против русских, государь счел за меньшее зло отправить русские войска на помощь австрийцам.
И вот в ходе кампании в одну венгерскую лавку вошли два офицера-союзника: русский и австрийский. Русский заплатил за покупки золотом, a австриец в уплату предложил ассигнацию. Торговка отказалась принять бумажку и, указывая на русского офицера, сказала:
— Вот как платят господа!
— Хорошо им платить золотом, — возразил австрийский офицер, — когда их наняли за нас сражаться.
Русский офицер оскорбился таким заявлением, вызвал австрийца на дуэль и убил его. Вспыхнул скандал, и Николаю Павловичу донесли о поступке офицера.
Однако император порешил так: сделать ему строгий выговор за то, что он в военное время подвергал опасности жизнь свою; он должен был тут же, на месте убить австрийца.
No comments:
Post a Comment